Джелал ад-дин менкбурны. Джелал эд-дин руми - красота спасет мир Рассказ о нападении огузов

Ю. В. Селезнев

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ХАНА ДЖЕЛАЛЬ-АД-ДИНА В КОНТЕКСТЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ ЭПОХИ ГРЮНВАЛЬДСКОЙ БИТВЫ

Начало XV столетия - время значимых перемен в системе международных отношений Центрально- и Восточно-европейского региона. Они были связаны с крушением Орды как единого государства и становлением самостоятельных ханств и орд с независимой внешней политикой. Однако все эти процессы не были одномоментны и растянулись на длительный, полувековой период.

Различные аспекты международных отношений в указанное время в связи с процессом распада Орды затрагивались в работах Б. Д. Грекова и А. Ю. Якубовского1, И. Б. Грекова2, А. А. Горского3, Б. М. Пудалова4, П. В. Чеченкова5, В. В. Трепавлова6, в специальном исследовании М. Г. Сафаргалиева7, а также автором данной работы8. Большинство работ рассматривают общие исторические процессы, но в меньшей степени затрагивают деятельность отдельных персонажей. Между тем, анализ жизни и деятельности отдельных представителей элиты степного государства поможет выявить особенности внешнеполитических процессов в регионе, уточнить состав различных политических группировок, их международные связи и ориентации.

1 Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л. 1950. С. 398-401, 403, 406.

2 Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV-XV вв.). М., 1975.

3 Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000.

4 Пудалов Б. М. Борьба за Нижегородский край в первой трети XV в. (новые источники) // Поволжье в средние века. Н. Новгород, 2001. С. 132-134.

5 Чеченков П. В. Золотая Орда и Нижегородская земля в конце XIV - первой трети XV вв. // Поволжье в средние века. Н. Новгород, 2001. С. 130-131.

6 Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. М., 2002.

7 Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960.

8 Селезнев Ю. В. «А переменит Бог Орду...» (русско-ордынские отношения в конце XIV - первой трети XV в.). Воронеж, 2006.

Попытки сохранить единство Джучиева Улуса в конце XIV - начале XV в. были связаны с именами хана Токтамыша и эмира Идигу (Едигея), которые выступали политическими противниками друг друга. В 1405 г., в результате их очередного столкновения Токтамыш погиб. На политическую арену вышли его сыновья.

Весьма активную роль в жизни региона стал играть Джелаль-ад-Дин, девятый сын Токтамыша. Его матерью была Тагайбек-хатун. Его единокровными (от одной матери) братьями и сестрами являлись Кепек, Керим-Берди, Саид-бек-ходжа-хатун, Джаник-ханча-хатун, Мелик-ханча-хатун9.

Впервые как политический лидер оппозиции Едигею Джелаль-ад-Дин выступает в 1407 г. Тогда ему удалось на короткое время захватить ордынский престол. Однако Едигей сумел вытеснить его в Булгар10, где летом 1407 г. Джелаль-ад-Дин был провозглашен ханом. Несмотря на это, Едигей разгромил его войска11.

Арабский автор Ибн Арабшах отмечает, что после смерти Токтамыша его сыновья «разбрелись в [разные] стороны», а двое из его сыновей: Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди - ушли на Русь12. Однако русские источники не сохранили никаких следов пребывания царевичей в Москве или в других княжествах. Возможно, пройдя окраинами русских земель, Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди ушли в Литву (по мнению С. В. Морозовой, Витовт оказывал постоянную поддержку Токтамы-шу и его сыновьям)13. Не исключено также и то, что пребывание Токтамышевичей на Руси держалось в строжайшем секрете. Тем не менее, одним из обвинений в адрес Василия I было именно укрывательство детей Токтамыша, которое считалось первопричиной нашествия Едигея на Русь в 1408 г.: «Слышание учинилося таково, что Тахтамышевы дети у тебе»14. Немаловажным для решения данного вопроса может быть наблюдение, высказанное А. А. Горским, что «Василий был несомненно хорошо лично знаком с сыновьями Тохтамыша, так как в юности около трех лет прожил в Орде»15.

Любопытное свидетельство сохранилось в Софийской II летописи. Согласно ему, летом 1407 г. «князь Висилии Дмитриевич и князь Иван Михаиловичь Тферскии иде в Орду по Волзе в судех к царю Зелени Салтану Тахтамышевичу, а в то время изгони царя Шанибека Булат-Салтан, а сам седе на царстве»16. Однако большинство летописей отмечает только поездку Ивана Тверского, причем не упоминая имени

9 СМОИЗО. М.; Л., 1941. Т. 2. С. 62. - Родословная Джелаль-ад-Дина по мужской восходящей линии выглядит следующим образом: девятый сын Токтамыша, сына Туй-Ходжи (Той-Ходжи), старшего сына Кутлук-ходжи (Туглу-ходжи), старшего сына Куичека (Кунчека), сына Сарича, четвертого сына Урунка, третьего сына Тука-Тимура, тринадцатого сына Джучи-хана, старшего сына Чингиз-хана (Селезнев Ю. В. Элита Золотой Орды. Казань, 2009. С. 71-72).

10 Известна монета Джелаль-ад-Дина, выбитая в Булгаре в 810 год хиджры (7 июня 1407 - 26 мая 1408 гг. Информация предоставлена А. В. Пачкаловым).

11 Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. С. 184.

12 СМОИЗО. Т. 1. С. 471-472; Золотая Орда в источниках (материалы для истории Золотой Орды или улуса Джучи). М., 2003. Т. I: Арабские и персидские сочинения. С. 213.

13 Морозова С. В. Золотая Орда в московской политике Витовта // Славяне и их соседи. Славяне и кочевой мир. М., 1998. С. 93.

14 Послание Едигея великому князю Василию Дмитриевичу // Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000. Приложение II. С. 196-197; ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2: Новгородская четвертая летопись. С. 406-407; М., 1965. Т. 11-12: Никоновский свод. С. 211.

15 Горский А. А. Москва и Орда. С. 135.

16 ПСРЛ. М., 2001. Т. 6. Вып. 2: Софийская II летопись. Стб. 27.

СоттеПагіі

Джелаль-ад-Дина17. Вероятно, свидетельство Софийской II летописи необходимо признать недостоверным. Неточность сообщения, вероятно, вызвана ошибочным отождествлением двух событий - поездки в Орду Ивана Тверского в 1407 г. и отправления Василия I Московского и Ивана Тверского к Джелаль-ад-Дину в 1412 г.

Однако можно привести и другую трактовку: что русские князья отправились в Булгар к Джелаль-ад-Дину (это было бы удобно сделать именно по Волге) и возможно даже получили ярлыки. Но тот не удержался у власти и был быстро изгнан Едигеем. Статус официальности данные поездки потеряли и были изъяты из летописей, случайно сохранившись в Софийской II летописи. Это, впрочем, маловероятно.

По свидетельству Шильтбергера, хан Пулад «царствовал полтора года и был изгнан Джелаль-ад-Дином»18. Именно тогда, в конце 1408 г., эмир Едигей с основными силами Орды находился под Москвой. Осаду пришлось прекратить, так как к нему прибыли гонцы с повелением Пулад-хана срочно вернуть войска в степь, поскольку «некий царевич... царя хоте изгнати или убити»19. Союзные отношения между Василием и Джелаль-ад-Дином в данном контексте кажутся весьма вероятными.

Далее имя сына Токтамыша встречается в одной из грамот Витовта магистру Ливонского ордена (от 9 октября 1409 г.). В ней отмечается, что Джелаль-ад-Дин со своим братом «к тому времени (написания грамоты. - Ю. С.) прибыли в Гродно, как раз надеялся стать царем татар и которому мы помогли отправиться к его людям»20. М. Г. Сафаргалиев вполне справедливо делает заключение о том, что Джелаль-ад-Дин при помощи Витовта захватил власть в Орде, но после возвращения войск Едигея из похода на Москву вынужден был вновь появиться при дворе великого князя литовского21. В это же время, в конце 1409 г., Витовт заключил с Джелаль-ад-Дином договор о военном союзе против Ордена22. Положения данного договора обусловили участие татар во главе с Джелаль-ад-Дином в Грюнвальдской битве 15 июля 1410 г.

Тогда же, в конце 1409 г. сын Токтамыша сопровождает Витовта в Брест-Русский, где тот совещается с Ягайло/Владиславом относительно предстоящей кампании против Ордена. Польский историк Ян Длугош далее отмечает, что после переговоров Витовт, «великий князь Литвы, отъезжает в Литву с татарским ханом, которого всю зиму и почти до праздника святого Иоанна Крестителя (24 июня. - Ю. С.) удерживал в своей стране со всеми его людьми и женами». Затем Длугош отмечает, что в самом начале военных действий, 25 июня 1410 г., Витовт вслед за Ягайло у Червенского монастыря форсирует Вислу «со своим

17 См., например: ПСРЛ. М., 2007. Т. 18: Симеоновская летопись. С. 154: «Того же лета Июля 20 князь Иван Тферскыи поиде в орду в судех по Волзе к царю Шадибеку; и бысть в то время замятня велика, згони Шадебека с царства Булат Салтан... Того же лета Генваря в 25 выиде из орды князь Иван Михаиловичь Тферскыи...».

18 [Шильтбергер И.] Путешествие Ивана Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1427 г. // Записки Новроссийского университета. Одесса, 1867. Т. 1. С. 35, 36.

19 ПСРЛ. Т. 11. С. 210.

20 Codex Epistolaris Vitoldi, Magni Ducis Lithuaniae, 1376-1430 / Collectus opera Antonii Prochaska // Monumenta medii aevi historica res gestas illustrantia. Cracoviae, 1882. T. 6. P. 882.

21 Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. С. 184.

22 Codex Epistolaris Vitoldi. P. 187, 205.

войском и татарским ханом, имевшим с собой только триста воинов». Далее в течение трех дней Ягайло и Витовт дожидались подхода отрядов, «пока не подошло все войско»23.

Возможно, что среди этих войск были и другие отряды татар, однако Длугош об этом ничего не пишет. В то же время Л. В. Разумовская приводит мнение С. Кучин-ского о численности татарского войска в 1000-2000 сабель24. М. Бискуп называет цифру в 1000 всадников25.

Под 9 июля Длугош помещает известие о грабежах на марше: «литовцы и татары грабят, бесчинствуя, церкви и совершают варварские насилия над женщинами и девушками». По требованию польского рыцарства двое литовцев «наиболее виновных» были повешены. Показательно, что никого из татар к разбирательству и наказанию не привлекли26.

Во время Грюнвальдской битвы отряд татар под командованием Джелаль-ад-Дина занимал правый фланг польско-литовских войск27. Длугош сообщает, что когда «среди литовцев, русских и татар закипела битва, литовское войско» панически бежало, и «большинство их прекратило бегство, только достигнув Литвы»28. Из контекста повествования Длугоша создается впечатление, что паника охватила и татар, и русских (кроме трех смоленских полков). Однако в «Хронике» Поссильге упоминается об участии литовцев в окончательном разгроме орденских войск в тот же день. Не исключено, что здесь мы наблюдаем применение излюбленного приема кочевых войск - притворное отступление с целью расстройства рядов противника. Когда вражеские отряды размыкают строй, конница в полной боевой готовности обрушивается на своего врага. На это может косвенно указывать обмолвка Длугоша: «Во все время битвы князь (Витовт. - Ю. С.) действовал среди польских отрядов и клиньев, посылая взамен усталых и измученных воинов новых и свежих и тщательно следя за успехами той и другой стороны»29. Однако такая интерпретация свидетельств источников о бегстве литовских войск остается лишь осторожным предположением30.

По аргументированному мнению М. Г. Сафаргалиева, после Грюнвальдской битвы в 1410 г., разорив Польшу, войска Джелаль-ад-Дина отошли в степь, где он совершил очередную попытку захватить ордынский престол. Ему удалось закрепиться в Крыму, а затем он начал наступление на Азак. В 1411 г. здесь между ханом Пуладом и Джелаль-ад-Дином произошло сражение, в котором первый погиб. Но Едигей возвел на ханский трон Тимура, сына Тимур-Кутлуга. Его войска

23 Длугош Я. Грюнвальдская битва. СПб., 2007. С. 57, 68-69.

24 Разумовская Л. В. Ян Длугош и Грюнвальдская битва // Длугош Я. Грюнвальдская битва. СПб., 2007. С. 181.

25 Бискуп М. Великая война Польши и Литвы с Тевтонским орденом (1409-1411 гг.) в свете новейших исследований // ВИ. 1991. № 12. С. 16.

26 Длугош Я. Грюнвальдская битва. С. 74-75.

27 Длугош Я. Грюнвальдская битва. С. 90, 102.

28 Длугош Я. Грюнвальдская битва. С. 102.

29 Длугош Я. Грюнвальдская битва. С. 110.

30 См., например: Ekdahl S. Die Flucht der Litauer in der Schlacht bei Tannenberg // Zeitschrift fur Ostforschung. 1963. T. 12. S. 11.

захватили венецианскую колонию Taнa и разграбили ее, а Джелаль-ад-Дин вновь бежал к Витовту31. Именно там его застал князь тверской Александр Иванович:

Toгo же лета (1411. - Ю. С.}... князь Александр Ивановичь Tферский поехалъ со Tвери въ Литву и наехав короля и князя великого Витофта Кестутьевичя на Киеве, а Зелени-Салтанъ царевичь, Taxтaмышев сын, тамо же бяше у Витофта Кестутьевича.

Кроме того, в Никоновском своде отмечается, что «Taro же лета Taxтaмышев сын Салтан взя изгоном Ординскиа улусы и пограбил»32. Не удалось удержаться у власти и Едигею. Ибн Арабшах сообщает, что ^мур-хан, за которого Едигей выдал замуж свою дочь33,

Не вручил своих бразд (эмиру} Идику, сказав: “Нет за ним ни славы, ни почета; я передовой баран (т. е. глава}, которому повинуются, как же я стану подчиняться (другому}; я бык (то есть вождь}, за которым следуют, так как же я стану сам идти за другим?” Возник между ними обоими разлад, появилось со стороны ненавистников скрытое лицемерие, пошли бедствия и несчастия, войны и враждебные действия34.

По данным «Анонима Искандера», ордынские эмиры из близкого окружения ^мура «склонились к тому, чтобы уничтожить Идигу»35. Далее «Аноним Искандера» продолжает:

Между ними (Амуром и Идигу. - Ю. С.} возникла вражда и озлобление, так что они один-два раза сражались (друг с другом}. Taк как у узбеков всегда было стремление к проявлению державы потомков Чингиз-хана, то они, кто из подражания, а кто из почтения, направились служить двору ^мур-султана, и он стал сильным36.

Едигей был вынужден бежать и укрылся в Хорезме в апреле-мае 1411 г.37 Около полугода войска ^мура во главе с эмирами Г азаном и Декной осаждали его там. Однако захватить его им не удалось. А вскоре было получено известие о гибели №мура и воцарении Джелаль-ад-Дина. Taким образом, приход к власти в Орде Джелаль-ад-Дина необходимо отнести к ноябрю-декабрю 1411 г. Данный вывод подтверждается сведениями русских летописей38, а также данными арабского автора Ибн Арабшаха39.

Из «Русского улуса» к новому хану первыми прибыли нижегородские князья. Летом 1412 г. они вернулись из Орды «пожаловани от царя... Болшия Орды своею их отчиною». Из контекста повествования остается неясным, было ли восстановлено Великое княжество Нижегородско-Суздальское или же они получили лишь города данного княжества в уделы. После гибели Джелаль-ад-Дина московский князь совершил военный поход на Нижний Новгород и выгнал Борисовичей из города (1415}40.

В это же время, летом (ок. 28 июля} 1412 г. в Tвери появился «изо Орды от царя Зелени-Салтана Toxтaмышевичa... посол лют, зовя с собою великого князя Ивана

31 Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. С. 186-187.

32 ПСРЛ. T. 11. С. 215.

33 СМОИЗО. T. 2. С. 134.

34 СМОИЗО. T. 1. С. 472-473.

35 СМОИЗО. T. 2. С. 134.

36 Taм же. С. 134.

37 Taм же. С. 193.

38 ПСРЛ. T. 11. С. 219.

39 СМОИЗО. T. 1. С. 473; Золотая Орда в источниках. С. 214.

40 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. М., 1960. С. 736; Горский А. А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV- середине XV в. // Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 4. С. 155.

Михаиловича Тверского в Орду»41. Во время пребывания посла в Тверском княжестве вспыхнула междоусобица. Великий князь приказал арестовать своего брата Василия, князя Кашинского. Однако последний сумел скрыться и добраться до Москвы, откуда отправился в Орду.

1 августа 1412 г. в Орду поехал великий князь Московский и Владимирский Василий I «со множеством богатства и со всеми своими велможами, да с ним князь Иван Васильевич Ярославстий»42. Известно, что в октябре (по Никоновскому своду)43 «о Дмитриеве дни (26 октября. - Ю. С.), выиде изо Орды князь великий Василий Дмитриевич Московский». В ноябре-декабре (по данным Тверской летописи)44 1412 г. Василий Дмитриевич вернулся из степи «пожалован царем», «а с ним князь Василей Михайлович Кашинский». Последний 24 декабря 1412 г. «прииде... в Кашин с татары». Однако тверская застава не впустила его в город, и он вновь отправился в Орду.

Великого князя Тверского Ивана Михайловича в княжестве не было. Он 15 августа 1412 г. отправился по Волге «в судех» в ставку великого хана. Пробыл он там до весны 1413 г. Никоновский свод отмечает, что до его появления при дворе ордынского хана Джелаль-ад-Дин был «застрелен от своего брата Керим-Бердия»45. Показательно, что рассказ об ордынской усобице в Никоновском своде явно тверского происхождения: Джелаль-ад-дин назван «злый наш недруг». При описании поездок других князей в Орду хан не удостоился подобных эпитетов. Видимо, Джелаль-ад-Дин выдал ярлык на Кашин Василию Михайловичу. Этот факт и вызвал неудовольствие летописца.

Таким образом, мы можем установить примерную дату гибели хана Джелаль-ад-Дина. Как видно из описания пребывания в ставке хана московского князя Василия I, дорога из степи (а стало быть, и в степь) занимала чуть меньше двух месяцев (князь выехал из Орды после 26 октября, а прибыл в Москву до 24 декабря). Иван Михайлович выехал из Твери 15 августа и должен был прибыть в ставку до 15 октября. Время на ожидание аудиенции у ордынского хана составляло около 25/26 дней46. Можно предполагать, что Василий I уехал сразу же после приема у нового хана Керим-Берди. Выехал он из степи 26 октября и, следовательно, официально ханом Керим-Берди стал до 1 октября - именно с этого времени он мог выдавать ярлыки на владения. Примерно в это время - в конце сентября - прибыл в Орду и Василий I, но Джелаль-ад-Дин был еще жив. Из вышеприведенных данных вытекает, что хан Джелал-ад-Дин был убит между 20 и 30 сентября 1412 г.

Довольно короткая политическая активность Джелаль-ад-Дина, зафиксированная источниками, ограничена 1407-1412 гг. - всего шесть лет. Однако будучи одним их главных претендентов на ордынский трон, а затем ханом Орды, Джелаль-ад-Дин оказался важным участником международной жизни региона. Постоянные попытки захватить престол требовали поисков внешнеполитической поддержки. Таковую

41 ПСРЛ. Т. 11. С. 218.

42 Там же. С. 219; М., 1965. Т. 15. Стб. 486.

43 Там же. Т. 11. С. 219.

44 Там же. Т. 15. Стб. 486.

45 Там же. Т. 11. С. 219-220.

46 См., например: Галицко-Волынская летопись / Подгот. текста, пер. и коммент. О. П. Лихачева // БЛДР. СПб., 2000. Т. 5. С. 256; Золотая Орда в источниках. С. 92-93.

СоттеПагіі

он нашел, в первую очередь, у союзника своего отца, хана Токтамыша - великого князя литовского Витовта. Есть все основания полагать, что военно-политическое соглашение было у Джелаль-ад-Дина и с зятем Витовта Василием I Дмитриевичем, князем Московским и Владимирским. В начале 1412 г. ко двору Джелаль-ад-Дина были направлены послы Сигизмунда, в то время короля венгерского (1387-1437 гг.) и немецкого (1410-1437 гг.), с предложением присоединиться к антиосманской лиге, включавшей и Византию. Это предложение было одобрено, и на него получен положительный ответ47.

«Аноним Искандера» называет его достойным, уважаемым, красивым и красноречивым, но беспечным. Эта беспечность привела Джелаль-ад-Дина к гибели, а смерть хана прервала все возможные его шаги к укреплению власти внутри Орды и восстановлению внешнеполитического могущества Джучиева Улуса в восточноевропейском регионе.

The story of Dzhelal-ad-dyne’s political activity fixed in the sources is rather short: it was limited to only six years (1407-1412). However, he was one of the central pretenders on the Horde’s throne, and then he became its khan. In such a way Dzhelal-ad-Dyne turned into an important participant of the region’s international life. His permanent attempts to seize power made him seek foreign support. He found such a support from his father’s co-belligerent Vytautas, the grand duke of Lithuania. It is believed that Dzhelal-ad-Dyne had the military accommodation whith Vitautas’s son-in-law Vasily Dmitrievich, the Moscow and Vladimir prince. At the beginning of 1412 the ambassadors of Hungarian and German king arrived at Dzhelal-ad-Dyne’s court. They offered him to join anti-Ottoman coalition where Byzantium was one of the members. This offer was approved and the positive answer was received.

The main permanent enemy of Dzhelal-ad-Dyne was Edigei (Idigu), the powerful emir, talented commander and outstanding politician of that time. The treaty with Vytautas caused the participation of Dzhelal-ad-Dyne’s armies in the Grjunvald battle, the results of which changed the geopolitical situation in the region.

«Anonymous of Iskander» called him worthy, respected, beautiful and eloquent, but careless. This carelessness has led to Dzhelal-ad-Dyne’s death, and the death of the khan has interrupted all possible ways to the reinforcement of power in the Horde and to the restoration of the power of the Ulus of Dzhuchi in Eastern Europe.

47 Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV - пер. пол. XVI вв.). М., 2004. С. 53.

«Узришь ты сокрытый смысл в двустишиях,
и достаточно»

Джелал эд-Дин Руми - величайший поэт-суфий, живший в ХIII веке на территории Малой Азии. Прозвище «Руми» означает «малоазийский». Имя же значит – «слава веры». Благодарные современники называли его Мевляна («Наш господин»), считая Руми своим духовным наставником.

«Джелал эд-Дин Руми родился в 1207 году и к 37 годам стал блестящим учёным и популярным вероучителем. Но жизнь его внезапно изменилась после встречи с бродячим дервишом, Шамсом из Тебриза, о котором Руми сказал: «То, что я раньше считал божественным, встретилось мне сегодня в человеческом образе». Зародившаяся мистическая дружба этих людей привела Руми к невиданным высотам духовного просвещения.
Внезапное исчезновение Шамса произвело в Руми духовную метаморфозу - начался процесс превращения его из учёного в художника и «его поэзия взмыла к небу».

Литературная деятельность Руми не многообразна, но очень значительна. У Руми нет абстрактных фраз, избитых выражений. Каждая строка прожита, выстрадана, заслужена. За внешним благополучием судьбы - жизнь, полная внутреннего поиска. В его стихах одновременно можно услышать волю могущественного владыки и проповедь отшельника, отказавшегося от всех земных благ, даже от собственного имени. (Известно, что многие произведения Руми подписывал именем своего учителя - Шанса Табризи.)

Сохранилось предание о том, как началось писание «Меснави». Хусам Челеби, личный секретарь и любимый ученик Руми, уже давно умолял Руми начать записывать свои поэтические экспромты, однажды, когда они вдвоём гуляли в садах Мирама, Хусам возобновил свои уговоры. В ответ Руми вынул из тюрбана первые 18 строк «Песни Свирели». Так началось 12 летнее сотрудничество Руми и Челеби над «Меснави» - Руми надиктовал Хусаму 6 томов этого гигантского труда.

«Меснави» (другое название этого произведения - «Меснави-йи ма"нави» - «Двустишия о сокрытом смысле» либо «Поэма о скрытом смысле») - вершина творчества поэта, сочинение, задуманное и осуществленное им как стихотворное (для легкости усвоения) руководство для членов неформального братства, основанного им около 1240 г.

Эта книга получила всеобщее признание на мусульманском Востоке и часто называется «иранским Кораном». В художественном отношении это блестящая энциклопедия иранского фольклора средних веков. Сила поэта состоит в том, что в антиортодоксальной мистической форме проявляется его горячая любовь к людям, с их действительными страданиями, страстями и радостями. Сам Руми называл свою концепцию «поклонением Сердцу».

«Меснави» - это ощущение духовной глубины и интенсивности, переплетенной сложности, растущей из коранических стихов, безграничности и вместе с тем симметричности с центром в прозрачной звёздности бассейна. В «Меснави» есть фантастические скачки от фольклора к науке, от юмора к экстатической поэзии.

Вся поэзия Руми - это беседа внутри и вне мистической общины его учеников, «сохбет» выходящий за пределы пространства и времени.

Поэт скончался 17 декабря 1272 года в Конье и был там же похоронен, провожаемый в последний путь многими людьми всех вероисповеданий - мусульманами, христианами, иудеями, индуистами, буддистами и др., - выразившими почтение к человеку, воспевавшему «религию сердца».- единодушие всех людей разных племен и вероисповеданий.

После смерти ищите меня не в земле,
А в сердцах просвещенных людей.

Cегодня, как и 700 лет назад, поэзия Руми жива и актуальна. Люди вновь и вновь обращаются к его произведениям, ища у «проводника в страну Истины» ответы на вечные вопросы. Поистине пророческими оказались слова Руми:

В тот день, когда умру, вы не заламывайте руки,
Не плачьте, не твердите о разлуке!
То не разлуки, а свиданья день.
Светило закатилось, но взойдет.
Зерно упало в землю - прорастет!

Руми не случайно называют «наставником с сияющим сердцем, ведущим караван любви» (Джами). Каждый найдет в его стихах ответы на свои вопросы. Его строки - это одновременно и карта маршрута, и памятка путешественнику.

Господь приставил к нашим ногам лестницу.
Надо ступенька за ступенькой преодолеть
ее и подняться на крышу.
Быть фаталистом здесь не следует,
У тебя есть ноги, зачем же притворяться хромым?
У тебя есть руки, зачем же прятать пальцы?
Когда господин дает рабу лопату в руки,
Без слов ясно, чего он хочет.

***

Ты ищешь знания в книгах - что за нелепость!
Ты ищешь удовольствия в сладостях - что за нелепость!
Ты - море постижений, скрытое в капле росы,
Ты - вселенная, таящаяся в теле длиной в полтора метра.

* * *

Друг мой! Созрело ли твое зерно? Кто ты?
Раб яств и вин или - рыцарь на поле брани?

* * *

Где есть развалины,
Там есть надежда найти сокровище -
Так почему же ты не ищешь Божье сокровище
В разбитом сердце?

***

Приходите опять, пожалуйста, приходите опять.
Кто бы вы ни были,
Верующие, неверующие, еретики или язычники.
Даже если вы уже обещали сто раз
И сто раз нарушили обещание,
Эта дверь - не дверь безнадежности и уныния.
Эта дверь открыта для каждого,
Приходите, приходите, как есть.

Без границы пустыня песчаная,
Без конца - сердца новость избранная.
Ищет образов мир, чтобы форму принять,-
Как узнаю в них свой без обмана я?
Если срубленной встретишься ты голове,
Что катится в полях, неустанная,
Ты спроси, ты спроси тайны сердца у ней -
Так откроется тайна желанная.
Что бы было, когда уху стал бы сродни
Говор птицы - их песня слиянная?
Что бы было, когда бы от птицы узнал
Драгоценности тайн Сулеймана я?
Что сказать мне? Что мыслить? В плену бытия
Весть понятна ли, свыше нам данная?
Как молчать, когда с каждым мгновеньем растет
В нас тревога неслыханно странная?
Куропатка и сокол летят в ту же высь,
Где гнездо их - вершина туманная,
В эту высь, где Сатурна на сфере седьмой
Звезда миру сияет багряная.
Но не выше ль семи тех небес - Эмпирей?
И над ним знаю вышние страны я!
Но зачем эмпирей нам? Цель наша - Земля
Единения благоуханная.
Эту сказку оставь. И не спрашивай нас:
Наша сказка лежит бездыханная.
Пусть лишь Салах-эд-Дином воспета краса
Царя всех Царей первозданная.

Бываю правдивым, бываю лжецом-все равны…

Бываю правдивым, бываю лжецом-все равны,
То светлый араб я, то черен лицом-все равны.

Я солнцем бываю, крылатым Симургом души,
Царя Сулеймана волшебным кольцом-все равны.

Я - буря и прах, я - вода и огонь, я слыву
Порой благородным, порой подлецом - все равны.

Таджиком ли, тюрком ли - быть я умею любым,
Порой прозорливым, порою слепцом - все равны.

Я - день, я - неделя, я - год, Рамазан и Байрам,
Светильник, зажженный Всевышним Отцом,- все равны.

Я цвет изменяю, я сменой желаний пленен,
Лишь миг и за новым иду бубенцом - все равны.

Мой месяц - над небом, при мне барабаны и стяг,
Шатер мой сравнятся с небесным дворцом - все равны.

Я - выше людей. Див и Ангел - родня мне. Они
Одним осиянны нездешним венцом - все равны.

У ног моих - пери, и знатные родом - в пыли,
Они предо много, певцом и жрецом, все равны.

Я Бога взыскую; мне ведома сущность вещей:
Все ночи и дни, что даны нам творцом,- все равны.

Так сказано мною. Таков и сияющий Шамс:
То тучами скрыт, то горит багрецом - все равны.

Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас…

Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,
Она бсссмертна - а умрет лишь то, что видит глаз.

Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:
Исчезли вовсе не они, а отраженье их.

А как же мы и наша суть? Едва лишь в мир придем,
По лестнице метаморфоз свершаем наш подъем.

Ты из эфира камнем стал, ты стал травой потом,
Потом животным - тайна тайн в чередованье том!

И вот теперь ты человек, ты знаньем наделен,
Твой облик глина приняла,- о, как непрочен он!

Ты станешь ангелом, пройдя недолгий путь земной,
И ты сроднишься не с землей, а с горней вышиной.

О Шамс, в пучину погрузись, от высей откажись -
И в малой капле повтори морей бескрайних жизнь.

Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы…

Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы,
Поиски оставьте эти, вы - есть Он, а Он - есть вы.

Вы - посланники Господни, вы Пророка вознесли,
Вы-закона дух и буква, веры твердь, Ислама львы,

Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось
Богослов, не понимая суть Божественной канвы.

Вы в Источнике Бессмертья, тленье не коснется вас
Вы - циновка Всеблагого, трон Аллаха средь травы.

Для чего искать вам то, что не терялось никогда?
На себя взгляните - вот вы, от подошв до головы.

Если вы хотите Бога увидать глаза в глаза -
С зеркала души смахните муть смиренья, пыль молвы.

И тогда, Руми подобно, истиною озарясь,
В зеркале себя узрите, ведь Всевышний - это вы.

ДЖУХА И МАЛЬЧИК

Отца какой-то мальчик провожал
На кладбище и горько причитал:

«Куда тебя несут, о мой родной,
Ты скроешься навеки под землей!

Там никогда не светит белый свет,
Там нет ковра да и подстилки нет!

Там не кипит похлебка над огнем,
Ни лампы ночью там, ни хлеба днем!

Там ни двора, ни кровли, ни дверей,
Там ни соседей добрых, ни друзей!

О как же ты несчастен будешь в том
Жилье угрюмом, мрачном и слепом!

Родной! От тесноты и темноты
Там побледнеешь и увянешь ты!»

Так в новое жилье он провожал
Отца и кровь - не слезы - проливал.

«О батюшка! - Джуха промолвил тут.-
Покойника, ей-богу, к нам несут!»

«Дурак!» - сказал отец. Джуха в ответ:
«Приметы наши все, сомненья нет,

Все как у нас: ни кровли, ни двора,
ни, хлеба, ни подстилки, ни ковра!».

ЗОЛОТЫХ ДЕЛ МАСТЕР И ЕГО ВЕСЫ

Раз, к золотому мастеру пришед,
Сказал старик: «Весы мне дай, сосед».

Ответил мастер: «Сита нет у нас».
А тот: «Не сито! Дай весы на час».

А мастер: «Нет метелки, дорогой».
Старик: «Ты что? Смеешься надо мной?

Прошу я: «Дай весы!»-а ты в ответ-
То сита нет, а то метелки нет».

А мастер: «Я не глух. Оставь свой крик!
Я слышал все, но дряхлый ты старик.

И знаю я, трясущейся рукой
Рассыплешь ты песок свой золотой,

И за метелкою ко мне придешь,
И золото с землею подметешь,

Придешь опять и скажешь: «Удружи
И ситечко на час мне одолжи».

Начало зная, вижу я конец.
Иди к соседям с просьбою, отец!

Богатые соседи ссудят вам
Весы, метелку, сито… Вассалам!»

Избив суфия, добрый садовод

Избив суфия, добрый садовод
Такой с гостями разговор ведет:

«О дорогой сеид, сходи ко мне
В сторожку и скажи моей жене,

Чтобы лепешек белых испекла
И жареного гуся принесла!»

Внук Божьего избранника ушел.
Хозяин же такую речь завел:

«Вот ты - законовед и веры друг,
Твердыня правды, мудрый муж наук!

Бесспорно это. Но обманщик тот,
Себя он за сеида выдает!

А что его почтеннейшая мать
Проделывала-нам откуда знать?

Любой ублюдок в даши дни свой род
От корня Мухаммадова ведет»

Все, что ни лгал он злобным языком,
То было правдою о нем самом.

Но так садовник льстиво говорил,
Что вовсе гостя он обворожил.

И многомудрый муж, законовед,
«Ты прав!»-сказал хозяину в ответ.

Тогда к сеиду садовод пошел
С дубиною, промолвив: «Эй, осел!

Вот! Иль оставил сам святой пророк
Тебе в наследство гнусный твой порок?

На льва детеныш львиный всем похож!
А ты-то на пророка чем похож?»

И тут дубиною отделал он
Сеида бедного со всех сторон.

Казнил его, как лютый хариджит,
Сразил его, как Шимр и как Езид.

Весь обливаясь кровью, тот лежал
И так в слезах законнику сказал:

«Вот ты один остался, предал нас,
Сам барабаном станешь ты сейчас?

Я в мире не из лучших был людей,
Но лучше все ж, чем этот лиходей!

Себя ты погубил, меня губя,
Плохая вышла мена у тебя!»

Тогда, к последнему из трех пришед,
Сказал садовник: «Эй, законовед! .

Так ты законовед? Да нет, ты вор!
Ты - поношенье мира и позор.

Или разрешено твоей фатвой
Влезать без позволенья в сад чужой?

Где, у каких пророков, негодяй,
Нашел ты это право? Отвечай!

В «Посреднике» иль в книге «Океан»
Ты это вычитал? Скажи, болван!»

И, давши волю гневу своему,
Садовник обломал бока ему.

Мучителю сказал несчастный: «Бей!
Ты прав в законной ярости твоей:

Я кару горше заслужил в сто раз,
Как всякий, кто друзей своих предаст!

Да поразит возмездие бедой
Тех, кто за дружбу заплатил враждой».

Когда бы дан деревьям был шаг или полет…

Когда бы дан деревьям был шаг или полет -
Не знать ни топора им, ни злой пилы невзгод.
А солнце если б ночью не шло и не летело -
Не знал бы мир рассвета и дней не знал бы счет.
Когда бы влага моря не поднялась до неба -
Ручья бы сад не видел, росы не знал бы плод,
Уйдя и вновь вернувшись, меж створок перламутра-
как станет капля перлом в родимом лоне вод.
Не плакал ли Иосиф, из дома похищаем,
И не достиг ли царства и счастья он высот?
И Мухаммад, из Мекки уехавший в Медину,-
Не основал ли в славе великой власти род?
Когда путей нет внешних - в себе самом ты странствуй.
Как лалу - блеск пусть дарит тебе лучистый свод
Ты в существе, о мастер, своем открой дорогу-
Так к россыпям бесценным в земле открылся ход.
Из горечи суровой ты к сладости проникни-
Как на соленой почве плодов душистый мед.
Чудес таких от Шамса - Тебриза славы - ждите,
Как дерево - от солнца дары своих красот.

Когда мой труп перед тобой, что в гробе тленом станет…

Когда мой труп перед тобой, что в гробе тленом станет,-
Не думай, что моя душа жить в мире бренном станет,
Не плачь над мертвым надо мной и не кричи «увы «.
Увы - когда кто жертвой тьмы во сне забвением станет.
Когда увидишь ты мой гроб, не восклицай «ушел!».
Ведь в единении душа жить несравненном станет.
Меня в могилу проводив, ты не напутствуй вдаль:
Могила - скиния, где рай в дне неизменном станет.
Кончину видел ты, теперь ты воскресенье зри;
Закат ли Солнцу и Луне позорным пленом станет?
В чем нисхожденье видишь ты, в том истинный восход:
Могилы плен - исход души в краю блаженном станет.
Зерно, зарытое в земле, дает живой росток;
Верь, вечно жить и человек в зерне нетленном станет.
Ведро, что в воду погрузишь,- не полно ль до краев?
В колодце ль слезы Иосиф-дух лить, сокровенном,
станет?
Ты здесь замкни уста, чтоб там открыть - на высоте,
И вопль твой - гимном торжества в непротяженном
станет.

КРИКИ СТОРОЖА

При караване караульщик был,
Товар людей торговых сторожил.

Вот он уснул. Разбойники пришли,
Все вняли и верблюдов увели.

Проснулись люди: смотрят - где добро:
Верблюды, лошади и серебро?

И прибежали к сторожу, крича,
И бить взялись беднягу сгоряча.

И молвили потом: «Ответ нам дай:
Где наше достоянье, негодяй?»

Сказал: «Явилось множество воров.
Забрали сразу все, не тратя слов…»

«Да ты где был, никчемный человек?
Ты почему злодейство не пресек?»

Сказал: «Их было много, я один…
Любой из них был грозный исполин!»

А те ему: «Так что ты не кричал:
«Вставайте! Грабят!» Почему молчал?»

«Хотел кричать, а воры мне: молчи!
Ножи мне показали и мечи.

Я смолк от страха. Но сейчас опять
Способен я стонать, вопить, кричать.

Я онемел в ту пору, а сейчас
Я целый день могу кричать для вас».

Любовь -это к небу стремящийся ток…

Любовь -это к небу стремящийся ток,
Что сотни покровов прорвал и совлек.
В начале дороги - от жизни уход,
В конце - шаг, не знавший, где след его лег.
Не видя, приемлет любовь этот мир,
И взор ее - самому тленью далек.
«О сердце,- вскричал я,- блаженно пребудь,
Что в любящих ты проникаешь чертог,
Что смотришь сверх грани, доступной для глаз,
В извилинах скрытый находишь поток.
Душа, кто вдохнул в тебя этот порыв?
Кто в сердце родил трепетанье тревог?
О птица! Своим языком говори -
Понятен мне тайн сокровенный намек».
Душа отвечала: «Я в горне была,
Чтоб дом мой из глины Создатель испек;
Летала вдали от строенья работ -
Чтоб так построенья исполнился срок;
Когда же противиться не было сил -
В ту круглую форму вместил меня рок».

НАПУГАННЫЙ ГОРОЖАНИН

Однажды некто в дом чужой вбежал;
От перепугу бледный, он дрожал.

Спросил хозяин: «Кто ты? Что с тобой?
Ты отчего трясешься, как больной?»

А тот хозяину: «Наш грозный шах
Испытывает надобность в ослах.

Сейчас, во исполиенье шахских слов,
На улицах хватают всех ослов».

«Хватают ведь ослов, а не людей!
Что за печаль тебе от их затей?

Ты не осел благодаря судьбе;
Так успокойся и ступай себе».

А тот: «Так горячо пошли хватать!
Что и меня, пожалуй, могут взять.

А как возьмут, не разберут спроста -
С хвостом ты ходишь или без хвоста.

Готов тиран безумный, полный зла,
И человека взять взамен осла».

О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ

Бродяга некий, забредя в сады,
На дерево залез и рвал плоды.

Тут садовод с дубинкой прибежал,
Крича: «Слезай! Ты как сюда попал?

Ты кто?» А вор: «Я-раб творца миров-
Пришел вкусить плоды его даров.

Ты не меня, ты Бога своего
Бранишь за щедрой скатертью его».

Садовник, живо кликнув батраков,
Сказал: «Видали Божьих мы рабов!»

Веревкой вора он велел скрутить
Да как взялся его дубинкой бить,

А вор: «Побойся Бога, наконец!
Ведь ты убьешь невинного, подлец!»

А садовод несчастного лупил
И так при этом вору говорил:

«Дубинкой божьей божьего раба
Бьет божий раб? Такая нам судьба.

Ты-Божий, Божья у тебя спина,
Дубинка тоже Божья мне дана!»

О ТОМ, КАК ВОР У КРАЛ ЗМЕЮ У ЗАКЛИНАТЕЛЯ

У заклинателя индийских змей
Базарный вор, по глупости своей,

Однажды кобру сонную стащил -
И сам убит своей добычей был.

Беднягу заклинатель распознал,
Вздохнул: «Он сам не знал, что воровал

С молитвой к небу обратился я,
чтобы нашлась пропавшая змея.

А ей от яда было тяжело,
Ей, видно, жалить время подошло.

Отвергнута была моя мольба,
От гибели спасла меня судьба».

Так неразумный молится порой
О пользе, что грозит ему бедой.

И сколько в мире гонится людей
За прибылью, что всех потерь лютей!

О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ

Старик сказал врачу: «Я заболел!
Слезотеченье… Насморк одолел».

«От старости твой насморк»,-врач сказал.
Старик ему:»Я плохо видеть стал».

«От старости, почтенный человек,
И слабость глаз, и покраснение век».

Старик: «Болит и ноет вся спина!»
А врач: «И в этом старости вина».

Старик: «Мне в пользу не идет еда».
А врач: «От старости твоя беда».

Старик: «Я кашляю, дышу с трудом».
А врач: «Повинна старость в том и в том.

Ведь если старость в гости к нам придет,
В подарок сто болезней принесет».

«Ах ты, дурак! - сказал старик врачу.-
Я у тебя лечиться не хочу!

Чему тебя учили, о глупец?
Лекарствами сумел бы врач-мудрец

Помочь в недомогании любом,
А ты-осел, оставшийся ослом!..»

А врач: «И раздражительность твоя -
От старости, тебе ручаюсь я!»

О ТОМ, КАК СТРАЖНИК ТАЩИЛ Б ТЮРЬМУ ПЬЯНОГО

Однажды в полночь страж дозором шел
И под забором пьяного нашел.

Сказал: «Вставай, ты пьян». А тот ему:
«Я сплю и не мешаю никому».

«Что пил ты?»-стражник пьяного спросил.
«Я? Что в кувшине было, то и пил».

«А что там было? Отвечай, свинья».
«Что было? Было то, что выпил я!»

«Так что ты выпил? Толком говори».
«Я? То, что было налито внутри».

Так стражник с пьяным спорил битый час
И в споре, как осел в грязи, увяз.

Велел он пьяному: «Скажи-ка: ох».
А пьяный отвечал ему: «Хо! Хох!

От горя люди охают, кряхтят,
Хо! Хох! - за чашей праздничной кричат».

Страж рассердился: «Спору нет конца.
Вставай, пойдем. Не корчи мудреца».

«Прочь убирайся!»-пьяница ему.
А страж: «Ты-пьян, и сядешь ты в тюрьму!»

А пьяный: «Ну когда же ты уйдешь?
И что с меня ты, с голого, сдерешь?

Когда б не ослабел и не упал -
Давно б я в эту пору дома спал.

Как шейх, в своей бы лавке я сидел,
Когда б своею лавкою владел!».

«Ужель из-за тебя,- халиф сказал,-
Меджнун-бедняга разум потерял?

Чем лучше ты других? Смугла, черна…
Таких, как ты, страна у нас полна».

Лейли в ответ: «Ты не Меджнун! Молчи!»
Познанья свет не всем блеснет в ночи.

Не каждый бодрствующий сознает,
Что беспробудный сон его гнетет.

Лишь тот, как цепи, сбросит этот сон,
Кто к истине душою устремлен.

Но если смерти страх тебя томит,
А в сердце жажда прибыли горит,

То нет в душе твоей ни чистоты,
Ни пониманья вечной красоты!

Спит мертвым сном плененный суетой
И видимостью ложной и пустой.

О ТОМ, КАК ШАХ ТЕРМЕЗА ПОЛУЧИЛ «МАТ» ОТ ШУТА

Шах в шахматы с шутом своим играл,
«Мат» получил и гневом запылал.

Взяв горсть фигур, шута он по, лбу хвать.
«Вот «шах» тебе! Вот-«мат»! Учись играть!

Ферзем куда не надо - не ходи».
А шут: «Сдаюсь, владыка, пощади!»

Шах молвил: «Снова партию начнем».
А шут дрожал, как голый под дождем.

Сыграли быстро. Шаху снова «мат».
Шут подхватил заплатанный халат,

Под шесть тяжелых, толстых одеял
Забился, притаился и молчал.

«Эй, где ты там?»-шах закричал в сердцах.
А шут ему: «О справедливый шах,

Чтоб перед шахом правду говорить,
Надежно надо голову прикрыть.

«Мат» получил ты от меня опять.
Теперь твой ход - и мне несдобровать».

Один из них, на возвышенье сев,
Завел печальный, сладостный напев.

Как будто кровью сердца истекал,
Он пел: «Осел пропал! Осел пропал!»

И круг суфиев в лад рукоплескал,
И хором пели все: «Осел пропал!»

И их восторг приезжим овладел.
«Осел пропал!»-всех громче он запел.

Так веселились люди до утра,
А утром разошлись, сказав: «Пора!»

Приезжий задержался, ибо он
С дороги был всех больше утомлен.

Потом собрался в путь, во двор сошел,
Но ослика в конюшне не нашел

Раскинув мыслями, решил: «Ага!
Его на водопой увел слуга».

Слуга пришел, скотину не привел.
Старик его спросил: «А где осел?»

«Как где? - слуга в ответ.- Сам знаешь где!
Не у тебя ль, почтенный, в бороде?!»

А гость ему: «Ты толком отвечай,
К пустым уверткам, друг, не прибегай!

Осла тебе я поручил? Тебе!
Верни мне то, что я вручил тебе!

Да и слова Писания гласят:
«Врученное тебе отдай назад!»

А если ты упорствуешь, так вот -
Неподалеку и судья живет!»

Слуга ему в ответ: «При чем судья?
Осла твои же продали друзья!

Что с их оравой мог поделать я?
В опасности была и жизнь моя!

Когда оставишь кошкам потроха
На сохраненье, долго ль-до греха!

Ведь ослик ваш для них, скажу я вам,
Был что котенок ста голодным псам!»

Суфий слуге: «Допустим, что осла
Насильно эта шайка увела.

Так почему же ты не прибежал
И мне о том злодействе не сказал?

Сто средств тогда бы я сумел найти,
Чтоб ослика от гибели спасти!»

Слуга ему: «Три раза прибегал,
А ты всех громче пел: «Осел пропал!»

И уходил я прочь, и думал: «Он
Об этом деле сам осведомлен

И радуется участи такой.
Ну что ж, на то ведь он аскет, святой!»

Суфий вздохнул: «Я сам себя сгубил,
Себя я подражанием убил

Тем, кто в душе убили стыд и честь,
увы, за то, чтоб выпить и поесть!»

Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен…

Тут камениста и суха бесплодная земля,
Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен,

Идет без устали, придет - и что же видит он?
И дом высокий из камней на ней сооружен.

Паломник шел в далекий путь, чтоб Господа узреть,
Он ищет Бога, но пред ним стоит как бы заслон.

Идет кругом, обходит дом - все попусту; но вдруг
Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон:

«Зачем не ищешь Бога там, где он живет всегда?
Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон?

Обитель сердца - вот где цель, вот Истины дворец,
Хвала вошедшему, где Бог один запечатлен».

Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей
И отвергающим, как он, паломничества сон.

ПОСЕЛЯНИН И ЛЕВ

Однажды, к пахарю забравшись в хлев,
В ночи задрал и съел корову лев

И сам в хлеву улегся отдыхать.
Покинул пахарь тот свою кровать,

Не вздув огня, он поспешил на двор -
Цела ль корова, не залез ли вор? -

И льва нащупала его рука,
Погладил льву он спину и бока.

Льву думалось: «Двуногий сей осел,
Видать, меня своей коровой счел!

Да разве б он посмел при свете дня
Рукой касаться дерзкою меня?

Пузырь бы желчный- лопнул у него
От одного лишь вида моего!»

Ты, мудрый, суть вещей сперва познай,
Обманной внешности не доверяй.

ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО СОСЕДА

«Зазнался ты!-глухому говорят.-
Сосед твой болен много дней подряд!»

Глухой подумал: «Глух я! Как пойму
Болящего? Что я скажу ему?

Нет выхода… Не знаю, как и быть,
Но я его обязан навестить.

Пусть я глухой, но сведущ и неглуп;
Его пойму я по движенью губ.

«Как здравие?» - спрошу его сперва.
«Мне лучше!»-воспоследуют слова.

«И слава богу!-я скажу в ответ.-
Что ел ты?» Молвит: «Кашу иль шербет».

Скажу: «Ешь пищу эту! Польза в ней!
А кто к тебе приходит из врачей?»

Тут он врача мне имя назовет.
Скажу: «Благословляй его приход!

Как за тебя я радуюсь, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг».

Так подготовив дома разговор,
Глухой пришел к болящему во двор.

С улыбкой он шагнул к нему в жилье,
Спросил: «Ну, друг, как здравие твое?»

«Я умираю…»-простонал больной.
«И слава богу!» - отвечал глухой.

Похолодел больной от этих слов,
Сказал: «Он - худший из моих врагов!»

Глухой движенье губ его следил,
По-своему все понял и спросил:

«Что кушал ты?» Больной ответил: «Яд!»
«Полезно это! Ешь побольше, брат!

Ну, расскажи мне о твоих врачах».
«Уйди, мучитель,- Азраил в дверях!»

Глухой воскликнул: «Радуйся, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг!»

Ушел глухой и весело сказал:
«Его я добрым словом поддержал.

От умиленья плакал человек:
Он будет благодарен мне весь век».

Больной сказал: «Он мой смертельный враг,
В его душе бездонный адский мрак!»

Вот как обрел душевный мир глухой,
Уверенный, что долг исполнил свой.

Придется ль мне до той поры дожить,
Когда без притч смогу я говорить?

Сорву ль непонимания печать,
Чтоб истину открыто возглашать?

Волною моря пена рождена,
И пеной прикрывается волна.

Так истина, как моря глубина,
Под пеной притч порою не видна.

Вот вижу я, что занимает вас
Теперь одно - чем кончится рассказ,

Что вас он привлекает, как детей
Торгаш с лотком орехов и сластей.

Итак, мой друг, продолжим-и добро,
Коль отличишь от скорлупы ядро!

Вот как непонимание порой
Способно дружбу подменить враждой,

Как может злобу породить в сердцах
Одно и то ж на разных языках.

Шли вместе турок, перс, араб и грек.
И вот какой-то добрый человек

Приятелям монету подарил
И тем раздор меж ними заварил.

Вот перс тогда другим сказал: «Пойдем
На рынок и ангур приобретем!»

«Врешь, плут,- в сердцах прервал его араб,-
Я не хочу ангур!Хочу эйнаб!»

А турок перебил их: «Что за шум,
Друзья мои? Не лучше ли узюм?»

«Что вы за люди:! -грек воскликнул им.-
Стафиль давайте купим и съедим!»

И так они в решении сошлись,
Но, не поняв друг друга, подрались.

Не знали, называя виноград,
Что об одном и том же говорят.

Невежество в них злобу разожгло,
Ущерб зубам и ребрам нанесло.

О, если б стоязычный с ними был,
Он их одним бы словом помирил.

«На ваши деньги,-он сказал бы им,-
Куплю, что нужно всем вам четверым,

Монету вашу я учетверю
И снова мир меж вами водворю!

Учетверю, хоть и не разделю,
Желаемое полностью куплю!

Слова несведущих несут войну,
Мои ж - единство, мир и тишину».

РАССКАЗ О ВСАДНИКЕ И СПЯЩЕМ

Однажды всадник по степи скакал
И спящего в пустыне увидал,

К которому ползла змея, - и вот
Полезла спящему в открытый рот.

Тот всадник отогнать змею хотел,
Хоть торопился он, но не успел.

А так как был он турок с головой,
Он спящего ударил булавой,

Взялся его нещадно избивать.
Тот завопил, проснулся-и бежать,

Пока, битьем безжалостным гоним,
Он не упал под деревом одним.

Там были груды яблоков гнилых.
И всадник крикнул: «Ешь, проклятый, их,

Ешь до сыта». При этом сильно бил,
И тот червивой гнили проглотил

Такое множество, что скоро вспять
Проглоченное начал извергать.

«О повелитель! В чем вина моя? -
Кричал несчастный, плача и блюя. -

Что причинил я милости твоей?
О, пощади меня или убей!

Любой разбойник лютый никого
Не станет мучить без вины его!

Да лучше бы мне прежде умереть.
Чем страшное лицо твое узреть!

Да разрази тебя небесный гром!
Воздай злодею, Боже, поделом!»

А всадник загремел ему: «Вставай!
Беги по этой степи, негодяй!»

Страдалец под ударами бежал,
Пока лицом на камни не упал.

И пищу из себя изверг свою
И вместе с пищей - черную змею.

И ужаснулся - так была она
Толста и безобразна и гнусна.

И ниц пред избавителем упал
И со слезами так ему сказал:

«Ты вестник милосердья, Гавриил!
Ты сам Аллах, сошедший с трона сил!

Был мертв ты, но меня ты увидал
И новую мне душу даровал!

Как мать ребенка, ты меня искал!
А я, как мул, от палки убегал.

Блажен идущий бедственной тропой,
Коль по дороге встретится с тобой!»

РАССКАЗ О ДВУХ МЕШКАХ

В пыли верблюд араба-степняка
Нес на себе огромных два мешка.

Хозяин дюжий сам поверх всего
Уселся на верблюда своего.

Спросил араба некий пешеход,
Откуда он, куда и что везет.

Ответил: «У меня в мешке одном -
Пшеница и степной песок - в другом».

«Спаси Аллах, зачем тебе песок?»
«Для равновесия»,- сказал ездок.

А пешеход: «Избавься от песка
Рассыпь свою пшеницу в два мешка.

Тогда верблюду ношу облегчишь -
Ты и дорогу вдвое сократишь».

Араб сказал: «Ты-истинный мудрец,
А я-то - недогадливый глупец…

Что ж ты - умом великим одарен -
Плетешься гол, и пеш, и изнурен?

Но мой верблюд еще не стар и дюж.
Я подвезу тебя, достойный муж!

Беседой сократим мы дальний путь.
Поведай о себе мне что-нибудь.

По твоему великому уму -
Ты царь иль друг халифу самому?»

А тот: «Не ходят в рубищах цари.
Ты на мои лохмотья посмотри».

Араб: «А сколько у тебя голой
Копей, овец, верблюдов и коров?»

«Нет ничего».- «Меня не проведешь.
Ты, вижу я, заморский торг ведешь.

О друг, скажи мне, истину любя,
Где на базаре лавка у тебя?»

«Нет лавки у меня»,-ответил тот.
«Ну, значит, из богатых ты господ.

Ты даром сеешь мудрости зерно.
Тебе величье знания дано.

Я слышал: в злато превращает медь
Сумевший эликсиром овладеть».

Ответил тот: «Клянусь Аллахом - нет!
Я - странник, изнуренный в бездне бед.

Подобные мне странники бредут
Туда, где корку хлеба им дадут.

А мудрость награждается моя
Лишь горечью и мукой бытия».

Араб ответил: «Прочь уйди скорей,
Прочь со злосчастной Мудростью своей,

Чтоб тень тебя постигнувшего зла
Проказой на меня не перешла.

Ты на восход пойдешь, я - на закат,
Вперед пойдешь - я поверну назад.

Пшеница пусть лежит в мешке одном,
Песок останется в мешке другом.

Твои никчемны знанья, лжемудрец.
Пусть буду я, по-твоему, глупец,-

Благословенна глупость, коль она
На благо от Аллаха мне дана!»

Как от песка, от мудрости пустой
Избавься, чтоб разделаться с бедой.

РАССКАЗ О КАЗВИНЦЕ И ЦИРЮЛЬНИКЕ

Среди казвинцев жив и посейчас
Обычай - удивительный для нас -

Накалывать, с вредом для естества,
На теле образ тигра или льва.

Работают же краской и иглой,
Клиента подвергая боли злой.

Но боль ему приходится терпеть,
Чтоб это украшение иметь.

И вот один казвинский человек
С нуждою той к цирюльнику прибег.

Сказал: «На мне искусство обнаружь!
Приятность мне доставь, почтенный муж!»

«О богатырь! - цирюльник вопросил.-
Что хочешь ты, чтоб я изобразил?»

«Льва разъяренного! - ответил тот.-
Такого льва, чтоб ахнул весь народ.

В созвездье Льва - звезда судьбы моей!
А краску ставь погуще, потемней».

«А на какое место, ваша честь,
Фигуру льва прикажете навесть?»

«Ставь на плечо,- казвинец отвечал
Чтоб храбрым и решительным я стал,

Чтоб под защитой льва моя спина
В бою и на пиру была сильна!»

Когда ж иглу в плечо ему вонзил
Цирюльник, «богатырь» от боли взвыл:

«О дорогой! Меня терзаешь ты!
Скажи, что там изображаешь ты?»

«Как что?-ему цирюльник отвечал.-
Льва! Ты ведь сам же льва мне заказал

«С какого ж места ты решил начать
Столь яростного льва изображать?»

«С хвоста».- «Брось хвост! Не надобно хвоста!
Что хвост? Тщеславие и суета!

Проклятый хвост затмил мне солнце дня,
Закупорил дыханье у меня!

С чародей искусства, светоч глаз,
Льва без хвоста рисуй на этот раз».

И вновь цирюльник немощную плоть
Взялся без милосердия колоть.

Без жалости, без передышки он
Колол, усердьем к делу вдохновлен.

«Что делаешь ты?»-мученик вскричал.
«Главу и гриву»,- мастер отвечал.

«Не надо гривы мне, повремени!
С другого места рисовать начни!»

Колоть пошел цирюльник. Снова тот
Кричит: «Ай, что ты делаешь?» - «Живот».

Взмолился вновь несчастный простота:
«О дорогой, не надо живота!

Столь яростному льву зачем живот?
Без живота он лучше проживет!»

И долго, долго, мрачен, молчалив,
Стоял цирюльник, палец прикусив.

И, на землю швырнув иглу, сказал;
«Такого льва господь не создавал!

Где, ваша милость, льва видали вы
Без живота, хвоста и головы?

Коль ты не терпишь боли, прочь ступай,
Иди домой,на льва не притязай!»

О друг, умей страдания сносить,
Чтоб сердце светом жизни просветить.

Тем, чья душа от плотских уз вольна,
Покорны звезды, солнце и луна.

Тому, кто похоть в сердце победил,
Покорны тучи и круги светил.

И зноем дня не будет опален
Тот, кто в терпенье гордом закален.

РАССКАЗ О НАПАДЕНИИ ОГУЗОВ

Разбой в степях привольных полюбя,
Огузы налетели,пыль клубя.

В селении добычи не нашли,
И, старцев двух схватив, приволокли.

Скрутив арканом руки одному, -
Кричали: «Выкуп - или смерть ему!»

А старец им: «О сыновья князей!
Что вам за прибыль в гибели моей?

Я беден, гол, убог, какая стать
Вам старика бесцельно убивать?»;

В ответ огузы: «Мы тебя казним,
Чтобы пример твой страшен был другим,

Чтоб сверстник твой, лишась душевных сил
Открыл нам, где он золото зарыл».

Старик им: «Верьте седине моей,
Как я ни беден - он меня бедней».

А тот, несвязанный, вопил: «Он лжет!
Он в тайнике богатства бережет!»

А связанный сказал: «Ну, если так,
Я думал: я бедняк и он бедняк.

Но если будете предполагать,
Что мы условились пред вами лгать,

Его сперва убейте, чтобы я
Открыл от страха, где казна моя!»

РАССКАЗ О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОМ ДОЛЖНИКЕ

Все потеряв - имущество и дом,
Муж некий деньги задолжал кругом.

И, в неоплатных обвинен долгах,
Он брошен был в темницу в кандалах.

Прожорлив, дюж- в тюрьме он голодал
И пищу заключенных поедал.

Не то что хлеба черствого кусок,
Корову он украл бы, если б мог.

Изнемогли от хищности его. -
Колодники узилища того

И наконец начальнику тюрьмы
Пожаловались: «Гибнем вовсе мы!

Безропотно мы жребий наш несли,
Пока злодея к нам не привели.

Он, осужденный просидеть весь век,
Всех нас погубит, подлый человек.

Едва нам пищу утром принесут,
Он у котла, как муха,-тут как тут.

На шестьдесят колодников еда
Его не насыщает никогда.

«Довольно!-мы кричим.-Оставь другим
А он прикидывается глухим.

Потом вечернюю несут еду
Ему - на радость, прочим - на беду.

А доводы его одни и те ж:
«Аллах велел - дозволенное ешь».

Так он бесчинства каждый день творит
И нас три года голодом морит.

Пусть от казны паек дадут ему
Или очистят от него тюрьму!

Мы умоляем главного судью -
Пусть явит справедливость нам свою».

Смотритель тут же пред судьей предстал
И жалобу ему пе ресказал:

Все расспросил судья и разузнал
И привести обжору приказал.

Сказал ему: «Весь долг прощай твой.
Свободен ты! Иди к себе домой!»

«Твоя тюрьма - мой рай,- ответил тот,-
Мой дом и пища - от твоих щедрот.

Коль из тюрьмы меня прогонишь ты,
Умру от голода и нищеты».

«Когда несостоятельность твоя
Впрямь безнадежна,- говорит судья,-

То где твои свидетели?»-«Их тьма!
Свидетелей моих полна тюрьма».

Судья: «Несчастные, что там сидят,
Лишь от тебя избавиться хотят;

Они и клятву ложную дадут!»
Но тут весь при суде служащий люд

Сказал: «Хоть жди до Страшного суда,
Долгов он не заплатит никогда!

Его на волю лучше отпустить,
Чем целый век за счет казны кормить».

Судья помощнику: «Ну, если он
Действительно до нитки разорен,

Его ты на верблюда посади;
А сам - с глашатаями впереди -

Весь день его по улицам вози,
Всем о его позоре возгласи.

Что нищий он, чтоб ни одна душа
Ему не доверяла ни гроша,

Чтобы никто с ним ни торговых дел,
Ни откупных водить не захотел.

Всем возглашай, что суд ни от кого
Не примет больше жалоб на него,

Что ничего нельзя с него взыскать
И незачем в тюрьму его таскать!

О стонущий в оковах бытия!
Несостоятельность - вина твоя!

Нам от пророка заповедь дана.
«Неплатежеспособен сатана,

Но ловок он вводить людей в обман,-
Так не имей с ним дел!»-гласит Коран

В делах твоих участвуя, банкрот
Тебя до разоренья доведет».

Был на базаре курд с верблюдом взят,
Поставивший дрова в горшечный ряд.

Бедняга курд о милости взывал,
Монету в руку стражнику совал,

Но все напрасно - так решил, мол, суд,
На целый день был взят его верблюд.

Обжора на верблюда сел. Пошли,
По городу верблюда повели,

Не умолкая, барабан гремел,
Народ кругом толпился и глазел.

И люди знатные, и голь, и рвань
Возле базаров, у открытых бань

Указывали пальцем. «Это он.
Он самый»,- слышалось со всех сторон.

Глашатаи с трещотками в, руках
На четырех кричали языках:

«Вот лжец! Мошенник! Низкая душа!
Он не имеет денег ни гроша!

Всем задолжать вам ухитрился он!
Да будет он доверия лишен!

Остерегайтесь дело с ним водить!
Он в долг возьмет-откажется платить!

Вы на него не подавайте в суд!
Его в темницу даже не возьмут!

Хоть он в речах приятен и хорош,
Но знайте, что ни скажет он,-все ложь

И пусть он к вам придет в парчу одет -
Исподнего белья под нею нет.

Чужое платье поносить на час
Он выпросит и вновь обманет вас.

Он приведет корову продавать -
Не вздумайте корову покупать.

И помните, корову он украл
Иль простаку барыш пообещал.

И кто одежду купит у него,
Сам будет отвечать за воровство.

Когда невежды мудрое гласят,
Ты знай, что эта мудрость-напрокат!»

Так ездили, пока не пала тень.
Курд за верблюдом бегал целый день.

Обжора наконец с верблюда слез.
А курд: «Весь мой барыш дневной исчез.

Ты ездил целый день, и у меня
Соломы нет, не то что ячменя.

Плати!» А тот в ответ: «Соломы нет?
Как вижу я, рассудка дома нет,

Несчастный, в голове твоей пустой!
Ты сам ведь бегал целый день за мной.

Что разорен, что все я потерял,
Все-слышали - ты только не слыхал.

Я от долгов судом освобожден.
«Да будет он доверия лишен!

Обманщик, надуватель он и лжец! » -
Кричали обо мне. А ты, глупец,

На что надеясь, бегал ты за мной,
Весь день терпя и духоту изной?»

РАССКАЗ О САДОВНИКЕ

Садовник увидал, войдя в свой сад,
Что трое незнакомцев в нем сидят.

«Похожи,-он подумал, -на воров!»
Суфий, сеид и третий - богослов.

А был у них троих один порок:
Душа как незавязанный мешок.

Сказал садовник: «Сада властелин
Я иль они? Их трое, я один!

Хитро на этот раз я поступлю,
Сперва их друг от друга отделю.

Как в сторону отправлю одного-
Всю бороду я вырву у него.

Ух, как поодиночке проучу,
Как только их друг с другом разлучу!»

И вот злоумный этот человек
К такой коварной выдумке прибег.

Сказал суфию: «Друг! Возьми скорей
В сторожке коврик для своих друзей!»

Ушел суфий. Садовник говорит:
«Вот ты - законовед, а ты - сеид,

Старинный род твой царственно высок,
Ведь предок твой был сам святой пророк!

А ты - ученый муж, ведь по твоим
Установленьям мы и хлеб едим!

Но тот суфий - обжора и свинья,
Да разве он годится вам в друзья?

Гоните прочь его-и у меня
Вы погостите здесь хоть два-три дня.

Мой дом, мой сад всегда для вас открыт.
Что - сад! Вам жизнь моя принадлежит!»

Поверили они словам его
И спутника прогнали своего.

Настиг суфия беспощадный враг-
Садовник с толстой палкою в руках,

Сказал: «Эй ты, суфий-собака, стой!
Как ты проворно в сад залез чужой!

Или тебя забыть последний стыд
Наставили Джанейд и Баязид?»

До полусмерти палкой он избил
суфия. Голову раскровенил.

Сказал суфий: «Сполна мне этот зверь
Отсыпал. Ваша очередь теперь!

Того ж отведать, что отведал я,
Придется вам, неверные друзья! .

Вы - обольщенные своим врагом -
Подобным же подавитесь куском!

Всегда в долине злачной бытия
К тебе вернется эхом речь твоя!»

РАССКАЗ О ТОМ,КАК ШУТ ЖЕНИЛСЯ НА РАСПУТНИЦЕ

Сказал сеид шуту: «Ну что ж ты, брат!
Зачем ты на распутнице женат?

Да я тебя - когда б ты не спешил -
На деве б целомудренной женил!»

Ответил шут: «Я на глазах у вас
На девушках женился девять раз-

Все стали потаскухами они,
Как почернел я с горя-сам взгляни!

Я шлюху ввел женой в свое жилье-
Не выйдет ли жены хоть из нее…

Путь разума увлек меня в беду,
Теперь путем безумия пойду!»

РАССКАЗ О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ ЧАЛМЕ И О ВОРЕ

Факих какой-то (Бог судья ему)
Лохмотьями набил свою чалму,

Дабы в большой чалме, во всей красе,
Явиться на собранье в медресе.

С полпуда рвани он в чалму набил,
Куском красивой ткани обкрутил.

Чалма снаружи - всем чалмам пример.
Внутри она - как лживый лицемер.

Клочки халатов, рваных одеял
Красивый внешний вид ее скрывал.

Вот вышел из дому факих святой,
Украшенный огромною чалмой.

Несчастье ждет, когда его не ждем,-
Базарный вор таился за углом.

Сорвав чалму с факиха, наутек
Грабитель тот со всех пустился ног.

Факих ему кричит: «Эй, ты! Сперва
Встряхни чалму, пустая голова!

Уж если ты как птица полетел,
Взгляни сначала, чем ты завладел.

А на потерю я не посмотрю,
Я, так и быть, чалму тебе дарю!»

Встряхнул чалму грабитель. И тряпье
И рвань взлетели тучей из нее.

Сто тысяч клочьев из чалмищи той
Рассыпалось по улице пустой.

В руке у вора лишь кусок один
Остался, не длиннее, чем в аршин.

И бросил тряпку, и заплакал вор:
«Обманщик ты! Обманщику позор!

На хлеб я нынче заработать мог,
Когда б меня обман твой не увлек!»